Это поколение
Художник и историк искусства Дмитрий Гутов, участник и очевидец эпохи становления современного искусства в России, рассказал о роли поколения 90-х и нулевых, многие представители которого участвуют в ГУМ-Red-Line.
Если рассматривать большой временной этап, а мы возьмем историю нашего искусства с начала развития андеграунда в СССР – с середины 50-х и до сегодняшнего дня, то 90-е были сверхъярким десятилетием. Оно было экстремальным и исторически, и пока никакого его осмысления нет: и дистанция маленькая, и с осмыслителями небогато. Но по накалу страстей, по безумию, по разгулу это было абсолютно беспрецедентное время. Преступность, появление феномена денег – пусть это описывают социологи… Но некоторые художники стали на все это сильно реагировать, и в конце 80-х произошел первый слом. Все, кто успел поработать в настоящем андеграунде, тогда столкнулись со множеством новых проблем. Их искусство оказалось очень сильно заточено на ту реальность, которая либо совсем исчезла, либо в мгновение изменилась. И тут хлынула большая новая волна, и не то чтобы она была слишком молодежной – многим тогда уже было за 25. Самым юным представителем того поколения был Осмоловский – он 1969 года, а я был, наверное, самым старым – 1960 года. В 70-е и первой половине 80-х в андеграунде в основном были профессиональные художники с нормальным образованием. Они все мыслили себя именно художниками, и у всех маячило на горизонте то будущее, куда они хотели попасть. Они мыслили большой картиной, историей искусства. И тут рвануло поколение, которое по большому счету и художниками себя не называло.
Школа выживания арт-среды в 90-е была специфической. Это важный опыт, когда ты не можешь заработать искусством, а точнее, просто не можешь заработать. С другой стороны, можно по полной программе отрываться. В голове нет идеи коммерции – что-то продать, например. Можно было заниматься гигантскими инсталляциями, или перформансами, как Осмоловский и компания. Но все моментально изменилось в начале 2000-х. Приход Путина – это был следующий слом, который произошел за доли секунды. И началась коммерция, которая нанесла второй удар по этому поколению. Когда на головы художников обрушились деньги: они смогли покупать машины, квартиры. До этого никто и помыслить об этом не мог. Как описывал Кулик: «Тебя двумя пальцами из помойки взяли, посадили в самолет, иногда в бизнес-класс, с соответствующими опциями. Потом – очень хороший отель с великолепными завтраками. А дальше – в самолет и обратно в свою помойку». Все это время носило абсолютно мистический характер. Я сам в этом участвовал: нас возили на приемы на самом высоком уровне – с премьер-министрами, с королевой Испании… Тут леди Диана, тут президенты, короли и министры, самый крупный бизнес. А по возвращении – в свою помойку. А потом случился дефолт 1998 года. Я не помню ни одного художника, который мог заработать хоть одну копейку или хоть что-то продавал. А галереи были все те же – XL, «Гель- ман», «Айдан», «Риджина», «Файн-арт». Но начались 2000-е, и деньги стали просачиваться, а потом полились, по сравнению с прошлым десятилетием, потоком.
Расскажу историю, как Виноградов с Дубосарским после лет 10 усилий что-то продали и купили первую машину. Это был настолько старый жигуленок, что у него было разбито лобовое стекло и даже спидометра не было. И определить скорость, на которой ты едешь, было невозможно. Выглядело это так – Виноградов за рулем, Володя справа, я сзади. И как только Володя видел машину, которая подороже (а дороже были все!), он начинал кричать: «Саша, сделай его!». Саша вдавливал акселератор, и от него шарахались все, потому что понимали, что от них лучше держаться подальше! Надо спросить, когда они купили первую машину, и получим точную дату начала денег. Денег становилось все больше, и это оказалось жутким испытанием для художников, потому что многие начали гнать халтуру. Если раньше можно было продумывать работу годами, то здесь нужно было активно участвовать в выставках и производить «продукцию». У меня тогда была одна работа с надписью: «Я буду идти к своей цели и не позволю буржуазному обществу превратить меня в машину для зарабатывания денег». Но и это не всегда получалось. Самый резкий переход сделал Толик Осмоловский, который, даже если бы и хотел раньше что-то продать, не имел ничего, что хоть как-то напоминало произведение искусства, которое можно купить. И где-то в 2003-м он произносит фразу, которая тут же повергает в шок толпу его левых последователей: «Надо быть для богатых!». И он начинает создавать проекты, которые разлетаются как горячие пирожки. Еще до «золотых танков» у него была работа с сусальным золотом и голубой эмалью. А потом его знаменитые «Хлеба»! Если у тебя в коллекции нет «хлеба» Осмоловского, то ты просто лох. Так вот, этот удар деньгами был не менее сильным испытанием для этого поколения, чем ад, безденежье и криминал 90-х. Правда, в 2003 году появилась галерея Stella Art, и это был радикально другой уровень. И в это же время появился Игорь Маркин и его музей Art4.ru. Помню, он сделал выставку – работы в ряд, и возле каждой график: за сколько он ее купил, и сколько она стоит сейчас. Он сверял по аукционным ценам, и график этот почти верти- кально шел вверх. Но на этом судьба не остановилась, потому что настал экономический кризис 2008 года. Только у людей все стало налаживаться, и вдруг бац! Арт-сфера самая нервная, на ней в первую очередь все сказывается.
Это поколение, по которому судьба все время наносила суровые удары: интерес Запада – падение интереса Запада, интерес – падение. Они объездили все столицы мира, все возможные биеннале. И последний удар нанес 2014 год. У многих должны были открыться персоналки, у кого в Лондоне, у кого в Нью-Йорке, а после известных событий в течение недели все получили звонки с отказами: «Ой, извините, планы поменялись».
Что я во всем этом вижу позитивного для нашего поколения? В силу такого бэкграунда они жутко пластичные, готовы к любым изменениям и обновлениям. Самое интересное в этом поколении – от них всегда можно ждать чего-то совсем нового, они будут выдумывать до конца жизни и никогда не остановятся.